Воспоминания о Гражданской войне в Украине (часть 2)

Автор: Сергей Граник

Дата: 2020-06-10

Просмотров: 1347

Разгром армии Деникина и ликвидация южного фронта

В результате предательского ухода с занимаемой позиции бригады Махно белым удалось легко прорвать наш фронт и вынудить Красную Армию поспешно отходить. Однако наше командование было хорошо осведомлено о положении белых. Главную наступательную и ударную силу их составляло донское казачество под командованием Шкуро, Мамонтова, Дроздова и других палачей своего народа. Захватив всю Украину, и большую часть чернозёмной зоны России, белые создали при своих частях огромные обозы с награбленным добром. Части казачества были наводнены приехавшими с Дона за добром стариками и молодёжью. В это время для парада в Москве Деникин заказал новый парадный костюм. Однако до Москвы его армия так и не дошла. В войсках началось разложение и мародёрство. Семьи казаков требовали срочно возвращаться домой, так как начался передел земли, и казацкое руководство захватило лучшие земли. Крестьянство оставленных Красной Армией областей поняло, что только революция и Советская власть может им гарантировать право на землю. Рабочие никогда не поддерживали белых. Обстановка, на занятых Красной Армией территориях, складывалась более благоприятною. Штаб фронта вёл работу по мобилизации всех имеющихся сил к разгрому Деникина.

Мне запомнилась ночь в октябре 1919 г. когда к аппарату штаба фронта подошёл наш начштабарм Зайончковский. Он больше 2-х часов разговаривал с командующим Южным фронтом А.И. Егоровым. Шел доклад обстановки на фронте и подготовки сил и средств к наступлению. Закончился разговор. Отойдя от аппарата Зайончковский во всеуслышание заявил, что этот день войдёт в историю и с восходом солнца начнётся наступление. В дальнейшем всё было так, как сказал начштабарм. Через некоторое время был принят приказ со штаба фронта о начале наступления. До утра А.М. Зайончковский был у аппарата и передавал дивизиям и бригадам приказ на наступление.

Андрей Медардович Зайончковски.

Это время для нас было напряжённым. После передачи приказа мы начали ждать поступления оперативных сводок и донесений о ходе наступления. Ночная смена, в которой был и я, сменившись, не ушла домой отдыхать, а осталась на месте.

И вдруг заработали все аппараты одновременно. Поступило донесение от 42-й дивизии и сразу за ним от остальных соединений и частей с тем, что они вышли на указанные рубежи и просили срочных указаний о дальнейшем направлении наступления. Нельзя передать словами те чувства, которые нас охватили после длительного отступления с Донбасса до Мценска. Дежурный оперативного отдела не покидал аппаратной. Он тут же наносил на карту обстановку. Начштабарм, исходя из неё, давал указания и лично докладывал в штаб фронта об обстановке. После того как Красная Армия освободила Орёл пришла радостная сводка из дивизии товарища С.М. Будённого о разгроме главных сил Шкуро под Воронежом. Поступали донесения о захваченных нашими пленных и больших трофеях. Полевой штаб 13-й армии снова пересел на колёса и начал продвижение вперёд. Белые бежали в полном смысле этого слова. Парадный костюм Деникина остался неиспользованным. Штаб 13-й армии передвигаясь за наступающими дивизиями, оставил позади Орёл, Курск, Прохоровку и к концу декабря 1919г. развернулся в Белгороде. Начинается перегруппировка войск для нанесения удара по Донбассу. В тот период мне запомнился один эпизод. После освобождения Орла и Курска достать что-либо из продуктов кроме конины и изделий из неё было невозможно. В этих областях белые хорошо почистили продовольственные запасы. Только в Прохоровке можно было свободно купить или выменять баранину. Изголодавшиеся бойцы с жадностью накинулись на эту роскошь. Котелки, наполненные бараниной, постоянно находились на кострах. Однако ни хлеба, ни круп и овощей не было. Аналогичное положение с едой было и в Белгороде, где наш штаб стоял более десяти дней. Мне очень хотелось побывать в Волчанске и узнать уцелело ли моё добро оставленное у хозяйки квартиры Ефросиньи Шатохиной. Поговорив с начальником телеграфного узла, я получил разрешение отлучиться на три дня в Волчанск. И я поехал. Сообщения в сторону Купянска не было т.к. железнодорожный мост в Белгороде был взорван и поэтому я пошёл пешком по шпалам. Это было или 23 или 24 декабря 1919 г. Сначала я шёл бодро до ст. Нежеголь, а затем, не дойдя 5 км до Волчанска понял, что силы меня стали покидать, и я вынужден был проситься на ночёвку в железнодорожную будку, что стояла на Огурцовском переезде. Ночью меня начало лихорадить. Тело, ноги и руки страшно болели. Это был результат моей пятидесяти километровой ходьбы по шпалам. Утром, поблагодарив хозяев за ночлег, я поплёлся дальше и к 10:00 был на станции Волчанск. Проходя по городу мне казалось, что всё как во сне и прошли десятки лет с той поры как я был тут. Выяснил, что моя хозяйка переехала на другую квартиру. Однако я скоро её нашёл. Она на меня смотрела словно я вернулся с того света. Оказалось, что в числе пленных из 9-й дивизии захваченных белыми был Саша Журбин, и он ей сказал, что я был убит под Корчей во время августовского прорыва белых. Хозяйка со слезами на глазах начала рассказывать, что из-за меня её белые хотели расстрелять. Однако ограничились конфискацией всех моих вещей.

После белых в Волчанске ещё какое-то время сохранялась торговля. На второй день я пошёл на рынок, и мне показалось, что я попал в какое-то сказочное царство. Полки ломились от сала, колбасы, белых круглых хлебов, французских булок, калачей, баранины и т.д. Деньги у меня были. Я заручился с ребятами, что они до Белгорода меня доставят на почтовых лошадях, потому что они через день обменивают там почту. Вскоре наполнил три мешка продуктами. С ними и возвратился в Белгород. Для полуголодных друзей сразу же устроил сказочный пир.

Через несколько дней закончилась перегруппировка наших войск для наступления на Купянск.

31 декабря у взорванного моста по льду полукольцом были уложены шпалы и по ним рельсы. Бойцы начали по такому своеобразному мосту перетаскивать классные вагоны штаба армии на противоположный берег р. Донец. Три вагона сравнительно легко мы перепихнули. Однако под четвёртым вагоном на средине реки лёд треснул, и он начал погружаться в воду. Сдвинуть его было не возможно, и поэтому переправа штабного эшелона остановилась. После этого казуса со стороны Купянска к реке по рельсам подошёл паровоз с несколькими вагонами и к утру штаб оказался в вагонах на другом берегу Донца. Это произошло в ночь на Новый 1920-й год. Паровоз после длинного гудка постепенно, набирая ход, потянул наши вагоны в направлении г. Купянска.

По результатам моей поездки в Волчанск многим стало известно, что там изобилие продуктов питания на базаре. По просьбе бойцов командование разрешило двухчасовую остановку поезда для пополнения запасов продуктов. Всех, кто желает побывать в городе, предупредили о строгом соблюдении дисциплины. Мне, как знающему город, предложили кратчайшим путём провести желающих на рынок и смотреть за дисциплиной. После остановки штабного поезда из вагонов высыпали бойцы и за мной побежали на базар. Увидев бегущих солдат, жители всполошились, думали, что банда и будут грабить. Однако мы были без оружия. Торгаши сначала начали собирать товар и готовиться к бегству, но когда поняли, что мы готовы за всё, поторговавшись хорошо заплатить, успокоились и начали торговать. Торговля велась на любые денежные знаки. Однако основным платёжным средством были «керенки» в листах номиналом по 20 и 50 рублей. В течение получаса все продукты бойцы скупили. Торговцы приглашали домой тех, кому чего-то не хватило. Вскоре можно было наблюдать интересную картину возвращающихся с базара солдат. Продукты несли, за пазухой, в полах шинели, шапках, торбах и мешках. К эшелону я вернулся последним. Как только все оказались на своих местах, поезд тронулся, и началась трапеза. Ни кто не мог подумать, что налёт на базар закончится через несколько дней эпидемией тифа. По прибытии в Купянск штаб развернулся на том месте, где был до отступления. После этого на следующий день я вместе с полевым штабом убыл в Бахмут (Артёмовск). События на фронте разворачивались в нашу пользу. Белые быстро отступали, а казачество разбегалось по своим станицам с награбленным добром. По донесениям было видно, что основные силы белых стягиваются в Крым, где сооружают линию обороны севернее г. Перекоп.

В апреле месяце наш штаб армии разворачивается в Александровске (Запорожье). Начинается позиционная война. В Крыму белых поддерживали французы и англичане, надеясь общими усилиями удержать его. В этом месяце у нас сменился командарм. К маю месяцу в командование 13-й армии вступил т. Р.П. Эйдеман.

Эйдеман Роберт Петрович.

Врангелевщина

Длительное время с апреля по июнь 1920 г. больших операций на Южном фронте не проводилось. Белые «заперлись» в Крыму, предварительно укрепив перешеек. Шла подготовка к штурму укреплений в районе г. Перекоп. С Восточного фронта прибыла к нам в 13-ю Армию 51-я Инзенская дивизия. Что же касается этого периода, в моей памяти сохранились лишь отдельные эпизоды. Об одном я хочу рассказать:

Командарм Р.П. Эйдеман носил сапоги немецкого образца и сам был похож на рыжего немца. Мы всегда привыкли видеть командующего именно в этих сапогах. Он был большого роста и напоминал в сапогах с высокими голенищами Дон-Кихота. Однажды к нам в аппаратную он пришёл в других сапогах, более похожих на охотничьи. Ребята от удивления «ахнули». Посоветовали мне, как сопровождавшего командарма при поездках в штабы дивизий поздравить его с обновкой. Командарм стоял у аппарата в ожидании подхода к проводу командующего фронтом. Я дежурил на проводе с командующим фронтом и, не задумываясь весёлым голосом спросил:
- Товарищ командарм! Разрешите от команды связи поздравить Вас с обновкой.

Товарищ Р.П. Эйдеман, молодой с рыжей бородкой интеллигентного вида мужчина, несколько смутившись, ответил:
- Да вот снабженцы уговорили меня сменить сапоги, а они мне так жмут, что я и сам не рад обновке.

Аппарат заработал. К нему подходит командующий, и начинаются переговоры. На следующий день командарм пришёл в своих старых немецкого образца сапогах, которые были разношены и не жали ноги.

Работники штаба были расквартированы по домам в городе. По утрам привыкли наблюдать, как наши самолёты, сопровождали Илью Муромца уходившего на задание в район Перекопа. При нашем штабе было 12 одноместных самолётов фирмы «Ньюпор». Их аэродром находился за городом в районе завода «Дека». Лётчики часто приходили к нам на квартиру и выпивали. У них было много спирта, которым они заправляли топливные баки. Однако в связи с перебазированием авиации в г. Вознесенск наши совместные застолья прекратились.

С-22 «Илья Муромец» серии «Г»

фотография «Илья Муромец» из музея в Монино.

В одно раннее утро я вышел на улицу и увидел, как в направлении штаба идёт группа самолётов, но без Ильи Муромца. Быстро сообразив, побежал в квартиру к Николаю Ткаченко и Шуре Досычеву сообщить, что самолёты готовятся к бомбёжке нашего расположения. Началась стрельба. Самолёты разделились на звенья, и пошли в атаку. Только тогда мы окончательно поняли, что это вражеские самолёты. У Кичкаса в воздухе висел аэростат наблюдения и поэтому одно из звеньев пошло к нему. По всему городу шла стрельба в воздух. Вдруг появились наши самолёты, возвращавшиеся с боевого задания, а среди них как большой жук Илья Муромец. Оставив прикрытие, наши лётчики построились в боевой порядок, и пошли в атаку. Белые, увидев такой манёвр, бросились на утёк. Это был первый воздушный бой, который я видел. В течение десяти минут небо очистилось и всё стихло.

Мы продолжали бездельничать т.к. активных боевых операций не было и поэтому выездов на передовую не предвиделось. Создавалось впечатление, что наступила мирная жизнь.

Софиевский прорыв

Неожиданно белые проявили большую активность на широком фронте. Надо признаться, что этому обстоятельству мы, рядовые бойцы Красной Армии не предавали большого значения. Нас не интересова5ло, кто командует белыми защитниками царя и Отечества – Деникин, Краснов или Колчак. Мы больше всего знали Шкуро, Мамонтова и Дроздова, а о Врангеле и не слышали. И вдруг появляется новая фигура на Южном фронте – Врангель. Не беспокоил наши части в то время и Махно, подразделения которого находились на границе Украины и России. Говорили, что большие населённые пункты его не поддерживали, и он укрывался в степных районах. Врангелевцы неожиданно перешли в наступление, бросив кавалерийские части в направлении важных стратегических тыловых пунктов нашего фронта.

Пётр Николаевич Врангель.

Наше командование срочно перебросило полевой штаб армии на ст. Синельниково. Однако через два дня белые заняли ст. Софиевка и перерезали железную дорогу на участке между Александровском и Синельниково. В связи с этим многие наши эшелоны с войсками и снабжением оказались отрезанными от основных сил. Требовалось немедленно восстанавливать железнодорожное движение. Оказалось, что и у белых не было резервов для дальнейшего наступления. Командарм принимает решение о срочном формировании ударной группы из коммунистов, комсомольцев и добровольцев беспартийных для удара по станции Софиевка при поддержке бронепоезда. Без овладения этой станцией невозможно было восстановить движение по железной дороге и обеспечение отрезанных подразделений боеприпасами. В эту группу попал и я. Там первый раз я поучаствовал в ночном бою. Многие говорят, что в бою не страшно. Не знаю. Может, есть те, кто не боится смерти, но я до сих пор не могу забыть своего жуткого состояния. В груди слышно как учащённо стучит сердце, и зубы отстукивают чечётку, а впереди горят строения и мечутся под пулями и разрывами снарядов фигуры конных и пеших солдат, слышатся крики и стоны раненных. Помню, что кто-то недалеко от меня закричал нечеловеческим голосом «В атаку! Вперёд!» и тут раздалось громогласное «Ура-а-а!». Вместе со всеми я поднялся с земли и побежал вперёд. Вижу, как вокруг меня бегут полупомешанные от страха, в состоянии аффекта бойцы. Постепенно страх меняется диким азартом, который охватил бегущую и стреляющую толпу. Внезапно всё затихло, и враг бежал со станции Софиевка. На душе становится радостно от того, что живой и появляется сильное желание спать. Возможно, что такое состояние бывает не у всех бойцов. Думаю, что у того, кто в бою участвует не в первый раз всё по-другому, но тогда в ночной схватке я был впервые. У меня перед глазами долго ещё мелькали картинки того ночного боя, когда я бежал по степи переступая через тела убитых и раненных. Видел, как сидящий возле убитой лошади боец старается вправить окровавленной рукой в распоротый живот свои вывалившиеся внутренности. Во всяком случае, от увиденного, у меня сильно стучали зубы, и я не мог их заставить не стучать.

Мне запомнился ещё один интересный эпизод, произошедший на ст. Синельниково. Накануне этого у нас был приём в партию. В числе других вступил в партию тов. Руденко из Старого Оскола. На второй день к нему приехала мать и как назло в этот день всех коммунистов бросили в прорыв. Мать узнала, что ему как коммунисту нужно безоговорочно идти в бой и при всех нас начала истерически кричать:
- Не пущу!
- Не отдам!

В истерике мать кинулась на сына с пустым мешком, стараясь ударить, и испачкала его мукой. Мы все долго смеялись, а потом часто над ним подшучивали словами:
– Смотри, мама придёт, и мы ей всё расскажем!

Софиевка всё-таки была отбита и движение по железной дороге восстановлено. Полевой штаб переместился в станицу Лозовая, где на продолжительное время застрял. Там я квартировал на ул. Гимназической у местных евреев по фамилии Иерусалимские. В этом же дворе проживали наши связисты Александр Марченко, Володя Каминский, Алексей Камышев.

Вскоре в Лозовую прибыл член Реввоенсовета Республики тов. И. В. Сталин, которого сопровождали командир кавалерийского корпуса тов. Д.П. Жлоба и командир особой ударной группы тов. Зуль. В Лозовой мне пришлось два раза передавать разговор Сталина со штабом фронта. В этот период корпус Д.П. Жлобо был разбит белыми и обстановка на фронте была напряжённой. Штаб начал перемещаться и побывал в Волновахе, Константиновке, Великом Токмаке и Мелитополе. Наступление белых удалось остановить, и началась подготовка к штурму укреплений в районе Перекопа и взятию Крыма. Тыловой штаб армии перебазировался в г. Славянск. В этом месте мы не смогли разместиться в квартирах и поэтому остались в вагонах на ст. Соль. В штаб нам приходилось добираться через весь город по узким и кривым улочкам. Город был малознаком и мы часто блудили по его улочкам, что приводило к опозданию на дежурство.

В этот период у меня под мышкой руки образовалось «сучье вымя». Это образование причиняло мне боль и не позволяло работать. Поэтому я перешёл на аппарат Морзе, где была меньшая нагрузка.

На своём аппарате я держал связь со ст. Старобельск. Нагрузка была малая, и я периодически проверял наличие связи. Вдруг аппарат заработал и я ответил. Оказывается, на другом конце провода со мной заговорил Махно. Он потребовал вызвать для переговоров с ним командующего армией. К тому времени командующим был у нас тов. И.П. Уборевич. Я сразу доложил старшему по аппаратной и стал ждать. Скоро к аппарату явился начштабарм тов. А.М. Зайдичковский и приказал мне спросить, что хочет Махно и сообщить, что у аппарата вместо командарма будет он. Махно начал просить его доложить реввоенсовету армии, что он осознал свои политические ошибки и то, что причинил вред Красной Армии. Из его слов было понятно, что он хочет вместе со своим войском искупить вину перед революционным народом. Он согласен занять самый трудный боевой участок и на деле доказать свою верность трудовому народу. А.М. Зайдичковский передал, что ответственность за него командование армии на себя взять не может и его просьба будет передана командованию фронтом. Махно попросил отдать распоряжение частям Красной Армии до окончательного решения вопроса прекратить ведение боевых действий с ним. Начштабарм приказал Махно стоять на месте и не передвигаться. А.М. Зайдичковский сразу же доложил о разговоре с Махно в штаб фронта.

Трудно сказать разговаривал ли штаб фронта с Махно, однако на следующий день был приказ о том, что в виду раскаяния и прозрения Махно принять его бригаду в состав 13-й Армии. Через день по нашей армии был издан приказ, согласно которому предлагалось Махно сосредоточить свой личный состав, вооружение и снаряжение в Барвенково и, доложив о количестве штыков и наличии вооружения и ждать дальнейших указаний. Вскоре состоялся телефонный разговор тов. И.П. Уборевича и Махно по телефону. Я слышал, как командарм говорил, что ему следует прибыть для личного разговора в штаб и если нужно, то за ним пришлёт свой автомобиль. Я не слышал, что на это предложение ответил Махно, но посылать машину не было необходимости, так как Махно сам лично прибыл в сопровождении нескольких пулемётных тачанок и отборных кавалеристов. Видимо уверенности в том, что его не арестуют, не было.

Через несколько дней после описанных событий пришёл приказ командующего Южным фронтом о наступлении, в ходе которого бригаде Махно отводился боевой участок, и ставилась конкретная боевая задача.

Готовились к наступлению 42-я и 9-я стрелковые дивизии, а также Латышская, Эстонская, Пензенская дивизии и приданные им артиллерийские и кавалерийские части. Мы в это время держали связь с 8-й и 14-й Армиями, которые находились на флангах нашей, а так же со штабом Северо-Кавказского фронта. Самый напряжённый момент по нашему мнению ждал нас впереди после начала наступления, когда пойдёт поток оперативных сводок и донесений. В такой период дежурный оперативного отдела всё время находится на месте в аппаратной и по мере поступления донесений наносит меняющуюся обстановку на карты. Начштарм часто заходит в аппаратную, изучает обстановку и даёт указания оперативному отделу по подготовке приказов о наступлении на том или ином участке фронта.

Мне хорошо запомнилось наступление осенью 1920 г. перед празднованием 3-й годовщины Октябрьской революции. В момент передачи боевого приказа и первых донесений о ходе боёв я держал связь с 42-й стрелковой дивизией. Начштадив её был тов. И.Х. Паука, а после него тов. Ф.Е. Дыбенко одновременно был начальником штаба и исполнял обязанности комдива.

Паука Иван Христианович.

Первое донесение было принято от 42-й дивизии, в котором говорилось: «…в подразделении без согласования с командованием дивизии Махно самовольно снял с переднего края орудия артиллерийского дивизиона, который ему не подчинялся. Оставил на замену свои, но меньшего калибра, и ускоренным маршем проследовал вперёд к линии фронта». Срочно об происшествии доложили командованию. Прибежал к аппарату начштабарм тов. А.М. Заинчковский и потребовал вызвать к аппарату Махно для дачи объяснения. Дежурный ответил, что комбрига в штабе нет. Он находится на передовой и выполняет приказ. Есть донесение полков об успешном продвижении и занятий указанных в приказе населённых пунктов. Взяли много пленных. Начштабарм приказал срочно отправить посыльного к Махно и взять у него объяснение по поводу изъятия чужой артиллерии.

Пленные офицеры белогвардейцы

Начали поступать оперативные сводки о выполнении боевого приказа. Все части выполнили приказ, вышли на указанные рубежи и ждали дальнейших указаний. Поступила сводка и от Махно, бригада которого полностью выполнила приказ, а через несколько минут появилось и объяснение Махно о пушках. Он докладывал, что батареи указанного дивизиона стояли без использования т.к. у них не было снарядов нужного калибра. Он просил у командира дивизиона дать ему взамен орудия большего калибра, к которым есть соответствующие боеприпасы. Однако ему отказали без разрешения комдива. А комдива найти не удалось. Вот такая интересная история произошла, свидетелем которой я был. Махно удалось выполнить приказ, и он уже извинился перед комдивом за учинённый произвол и просил не считать ему это дисциплинарным проступком. Начштабарм прочитав донесение, заулыбался и сказал «Бандитом был - бандитом и остался!».

Боевые операции на фронте развивались с нарастающим успехом. Штурмом был взят Перекоп. Части Красной Армии сосредоточились у Сиваша. Выяснилось, что какой-то старик обещал показать брод для форсирования, который позволял обойти сильно укреплённые позиции белых. Он провёл наши передовые полки в обход укреплений. И вот, наконец - УРА! Наши части успешно форсировали Сиваш и ворвались в Крым. Перешеек в районе Перекопа оказался отрезанным от основных сил белых. Наши части хлынули в Крым, сметая врангелевцев и захватывая большие трофеи. В короткий срок Крым был очищен от врангелевцев и их помощников иностранных интервентов. На Южном фронте боевые операции закончились.

Будучи последний раз в аппаратной, начштабарм 13-й положив мне руку на плечо сказал:
- Ну, Петя! Конец войне. Хорошо, что мы его увидели. Теперь тебе на учёбу, а старикам можно и отдохнуть.
Кто- то рядом в ответ произнёс:
- Найдётся опять на нашу долю ещё какой-нибудь захудалый барон или баран!
На что начштабарм ответил:
- Мирное будет время! Это точно!

Все замолчали, и видимо каждый думал о своём, о предстоящей разлуке, нищенском будущем и, конечно же, о далёких родных и близких.

Как выяснилось, начинается демобилизация и переброска бойцов на трудовой фронт для восстановления разрушенного Гражданской войной хозяйства страны.

Пришёл приказ о расформировании нашей 13-й армии. Много личного состава перебрасывалось в состав 4-й трудовой армии. Мой эшелон, в котором ехали штабники, отправили на станцию Соль и дальше в г. Харьков. Там мы расстались на долгие годы.

Прошло полвека с тех пор, но и теперь слушая любимую песню «Где же Вы теперь друзья однополчане…», невольно вспоминаю дороги Гражданской войны и лица сослуживцев, с которыми приходилось делить радость и печаль, делить кусок сухаря и котелок кипятка, добивать обжигающий пальцы и губы «бычок» папиросы. С болью в душе вспоминаю тех, кто умер от тифа в Бахмуте и Александровке. Часто вспоминаю братьев Володю и Ваню Бойко, папашу Лопатьева, юриста, к сожалению, его имя забыл, из Славянска, Мишу Пасынка, Шуру Журбина и многих других отдавших свою жизнь во имя революции и оказавшихся теперь забытыми.

Вспоминаются и девушки, демобилизованные в первую очередь и принятые на работу на Харьковский телеграф.Это эстонка Афя Сокка, Лена Кучинская, Груша Барышева, Мария Сурина ставшая женой Саши Марченко и многие другие.

Скоро и мы были определены. Члены партии: Саша Марченко, Костя Воронов, Володя Каменский, Лёня Камышев и другие были демобилизованы и переданы Харьковской партийной организации. Яша Бабкин уехал в Оболонь, Ваня Максименко – домой, Николай Ткаченко на Донбасс в Константиновку. Ваню Хупивкина назначили заведующим базой Харьковского рыбтреста, а большинство в другие части Красной Армии. Я с Федей Денисовым и Соловьёвым направлены в 47-ю телеграфно-эксплуатационную роту на должности начальников телеграфных станций. Рота была в стадии формирования и размещалась в бывшем винном магазине «Живержев и сын». Вскоре нас оттуда перевели и выделили участки: Знаменка-Вознесенск, Попасная-Первомайск. Местом моего пребывания был взвод связи, который находился в Знаменке. Моя служба продолжается под мирным небом. Начинается работа по ремонту, восстановлению и охране телеграфных линий.

Фотографии из семейного архива Петра Игнатьевича Кулика

Петр Кулик в Красной Армии 1919г.

Молодая чета после Гражданской войны.

Семья Петра Игнатьевича (г. Волчанск) после Гражданской войны.

Петр Кулик во время службы в Красной Армии в период Великой Отечественной войны.

Петр Кулик во время службы в Красной Армии после Великой Отечественной войны.

Петр Игнатьевич с боевыми товарищами (Великая Отечественная война).

Петр Игнатьевич с внучкой Томой (1970-е гг.)

Петр Кулик с внуками сына Виктора (слева) и (справа) внучки дочери Тони (1970-е гг.).

Петр Игнатьевич Кулик 1970-е гг. Участник Гражданской и Великой Отечественной войны.
Награжден медалью «За боевые заслуги», медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», знаком «50 лет в КПСС», а также другими медалями.