Среди уроженцев Дрогичинщины есть очень много интересных людей, которые на протяжение своей жизни, пережили неимоверные трудности и остались живы пройдя через войны. Случайно мне попали неопубликованные воспоминания нашего земляка Петра Игнатьевича Кулика, родившегося в д. Головчицы. Передал мне их его племянник Пётр Иванович Кулик, который теперь живёт в Минске. По его словам воспоминания дяди Петра Игнатьевича оказались у него тогда, когда он был в гостях у него в Волчанске, Харьковской области ещё во времена СССР. Вместе с документами он взял на память и некоторые фотографии из семейного архива дяди. Но в связи с тем, что в воспоминаниях отражены события революции и Гражданской войны Пётр Иванович, ими заниматься не стал.
Что же касается семьи Куликов, то они в 1915 г. во время Первой мировой войны уехали из Головчиц в беженцы и оказались в Харьковской области России в г. Волчанске. Отец Петра Игнатьевича умер от тифа. Мать осталась с четырьмя детьми: сыновьями Петром, Иваном, Денисом и дочерью Анной. После Гражданской войны на Родину вернулись Иван, который поселился в д. Головчицы и сестра Анна, которая выйдя замуж, осела в соседней деревне Татарновичи. Сам же Пётр Кулик, женившись, остался в Волчанске. Там в его семье родилось две дочери и сын.
Во время Великой Отечественной войны Пётр Игнатьевич воевал в действующей армии начальником интендантской службы эвако-госпиталя. Имеет награды. Не забывал он и родные Головчицы. Часто навещал своих близких родственников в Беларуси.
В общем, для тех, кто хочет знать, как развивались события в период революции и Гражданской войны этот материал будет весьма интересен. Пётр Кулик описал всё, что видел без приукрашивания и чрезмерной героизации событий. Он был простым солдатом-связистом при штабе 13-й Армии на Южном фронте. Его история – это история простого добровольца Красной Армии, который свято верил в идеи социализма.
Мои воспоминания о Гражданской войне в Украине
В рядах Красной Армии (1918-1920 гг.)
Пётр Игнатьевич Кулик – ветеран Гражданской войны (1918-1920 гг.).Член КПСС
«Тебе солдат поёт отчизна,
Сегодня славу мы поём!»
Пётр Игнатьевич Кулик родился в д. Головчицы, Кобринского уезда, Гродненской Губернии Российской Империи.
Февральская Революция 1917 г. застала меня на школьной скамье Волчанского начального училища в выпускном классе. Училище находилось в одном из зданий теперешней средней школы-интернат по ул. Пушкина. Хорошо запомнились бесконечные манифестации, приподнятое настроение всех слоёв населения, обусловленное надеждой на скорое завершение войны и мирную жизнь без царя в условиях свободы, равенства и братства. Начались разговоры о выборах в Учредительное Собрание. Особую активность в Волчанске проявляли эсеры, меньшевики, а так же монархисты. Активных выступлений большевиков и анархистов до Октябрьской революции я не видел. Дело в том, что тогда я даже смутного понятия не имел о политике, но хорошо понимал то, что республика лучше, чем монархия.
Училище я закончил с отличием и получил право без экзамена бесплатно продолжать учёбу в 5-м классе реального училища в виду бедности. Однако продолжать учёбу я так и не смог из-за того, что наша семья жила очень бедно. Мать работала санитаркой в госпитале. На её иждивении кроме меня была ещё младшая сестра Анна, а два младших брата Иван и Денис были в приюте в селе Хатнее близ Ольховатки. В реальном училище необходимо было обязательно носить форму. Для меня было сделано исключение как беженцу от войны и разрешено было посещать школу без установленной формы одежды кроме фуражки. Поэтому среди выпускников моего класса в 1917 г. я был один без формы. Моя семья влачила полуголодное существование. Заработков мамы хватало только на оплату квартиры и топлива, а на питание мама зарабатывала стиркой белья на дому.
Получив свидетельство об окончании училища я «вышел в люди». По рекомендации моего любимого учителя А.Б. Недохлёбова устроился на работу учеником в типографию Туманова. Ныне это редакция газеты «Хлібороб». Однако мне там не нравилось, так как заработок был маленьким и работа малоперспективная. Поэтому вскоре я подал прошение принять меня на работу учеником на телеграф. Через некоторое время меня туда приняли.
После ученических трёх месяцев в октябре 1917 г. я сдал экзамен и был приведён к присяге в местном соборе благочинным о. Павлом Фоминым, который преподавал в нашем училище Закон Божий. Первоначально меня назначают почтово-телеграфным работником в Красную Яругу. Однако это было далеко, и я упросил вместо меня поехать туда Андрея Бражника. Мне повезло и на этот раз. Я остался работать в Волчанске.
Так началась моя работа на телеграфе. Мы дежурили в три смены по 8 часов. Моими сменщиками были Захар Макошенец и Никита Лозовой, который был родом из Москалёвки.
Дежурили на двух аппаратах Морзе. Один был связан с Харьковским Центральным телеграфом, а второй с сёлами Белый Колодязь, Великий Бурлук, Ольховатка.
Работая на телеграфе, мы втроём были больше других осведомлены о новостях и событиях, как местных, так и государственных передаваемых по телеграфу.
аппарат "Морзе" 1917 г.
В период октябрьских 1917 г. событий в Петрограде и Москве нагрузка на телеграф значительно возросла особенно на приёме. В эти осенние дни бесконечным потоком шли телеграммы, состоящие из 500-1000 и более слов. Принимать и передавать дежурства приходилось с ворохом не расписанной телеграфной ленты. За время дежурства мы не имели ни одной минуты передышки, пальцы и руки немели от беспрерывной писанины. К тому же в почтовой конторе мы сами вынуждены были ещё, и принимать телеграммы от посетителей и отправлять их получателям.
После подписания Брестского Мирного договора с Германией Украина была изолирована от России и вскоре оккупирована Кайзеровскими войсками. Немцам наша связь не нужна была, так как они использовали линии военной полевой связи.
В Украине начался период правления Петлюры и Скоропадского. Во главе нашего уезда стояла Земская Управа возглавляемая В.Г. Колокольцевым. В денежном обращении появились украинские «шагі» и «карбованці». Однако свободно шло обращение керенских денег достоинством по 20 и 40 рублей, немецких марок и старых николаевских денег. Марка стоила 75 николаевских копеек. Больше всего ценились николаевские золотые, серебряные и медные монеты. Очень быстро мелкая медная монета исчезла из обращения.
Симон Васильевич Петлюра.
Павел Петрович Скоропадский.
Шаги 1918 г. выпуска.
50 карбованцев 1918 г.
Всё время шло ускоренное формирование, обучение и отправка на Дон офицерских кадров.
Немцы в гражданские дела не вмешивались. В основном заняты были отправкой в Германию эшелонов с зерном, мясом, маслом и другими ценными продуктами. Немецкие солдаты отправляли домой огромное количество посылок. Их я принимал на почте.
В этот период в нашем Волчанске и на территории уезда свирепствовали «Варта» (служба правопорядка Украинской державы гетмана Павла Скоропадского в период Гражданской войны на территории Украины) и гайдамаки. Хорошо запомнились творимые Никлюдовым и сыном священника Фомина бесчинства палачей трудового народа и ярых националистов.
Симон Петлюра среди старшин и солдат 3-го Гайдамацкого полка – бывшего Гайдамацкого коша Слободской Украины Армии УНР, начало марта 1918 г.
Старшины 3-го Гайдамацкого полка (Черные запорожцы или Черношлычники) 1919г.
Чёрношлычники (Чёрные запорожцы) армии УНР. 1920г.
В ноябре 1918 г. в Германии началась революция. Кайзер Вильгельм был отстранён от власти. В немецких оккупационных войсках в Украине начались волнения солдат. Они требовали немедленного прекращения войны, и отправки их домой. Очень быстро немцы оставили занимаемую территорию и убыли в Германию. Обстановка быстро поменялась и произошла резкая активизация революционной борьбы.
«Варта» во главе с Неклюдовым и Фоминым была быстро выбита из Волчанска отрядом под командованием Сахарова. В последствии, он был объявлен вне закона, а его отряд разоружён красноармейцами.
Сахаровым была наложена большая контрибуция на торгашей и богатых в городе и поэтому он становится главным «воротилой» в Волчанске.
Через некоторое время в город прибыл со стороны Шебекино вооружённый отряд под командованием Чередника.
Вооружённых столкновений между подразделениями Сахарова и Чередника не было. Вновь прибывший отряд под свой штаб занял дом Эйсмана. Штаб Сахарова размещался по ул. Гагарина в доме Гогина. Обстановка была интересна тем, что проходили бесконечные митинги как на улицах, так и в Народном доме. Однако столкновений и стрельбы не было.
Советская милиция размещалась в казарме при пожарной команде и была на казарменном положении.
В конце ноября или начале декабря 1918 г. во время моего ночного дежурства на телеграфе около 24:00 ночи со стороны казначейства и пожарной команды был слышен сильный шум со стрельбой, конский топот и людские крики. Спустя час всё снова стихло и, на город опустилась тишина.
Я дежурил на пару со Степаном Дудкой, и имели два револьвера системы «Наган» с патронами. Напуганные шумом по запирали все двери и были в готовности отразить нападение на телеграфную кассу.
Утром, когда пришли почтовые работники, выяснилось, что ночью чередниковцы напали на штаб Сахарова и милицию. В результате ночного боя было много убитых и раненных.
После сдачи дежурства я пошёл на пожарку, где размещалась милиция, и увидел страшную картину. На полу, на кроватях в одном белье в разных позах лежали убитые. Однако кто совершил это гнусное преступление я так и не узнал.
Через несколько дней мною была принята телеграмма из Москвы, в которой говорилось, что Сахаров и его отряд принадлежит к анархистам, нарушает законы военного времени и поэтому их нужно разоружить.
В эти дни начальником почты был Николай Потитеев, а его помощником монархист Наумов. В городе также активно действовали меньшевики под руководством Огима-Огейма из Белостока и большевики под руководством Алексея Кушмаева. Не знаю, кто и как вручал ту телеграмму Сахарову, но на следующий день, на телеграф явился он лично с сопровождающими и потребовал устроить разговор с Москвой.
Однако разговор так и не состоялся из-за того, что Харьков отказался предоставить линию на Москву. Учитывая это, Сахаровым была составлена телеграмма в адрес Реввоенсовета республики с просьбой о помиловании. Телеграмма получилась больше 400 слов, так как Сахаров рассказывал о подвигах своего отряда под Воронежом. Он просил простить его за ошибки и что он со своим отрядом искупит вину перед народом и руководством республики.
Через день из Москвы пришёл ответ на его телеграмму. В телеграмме говорилось, что ему позволяют искупить свою вину и не допустят больше анархии и нарушения законов военного времени.
Обрадовавшись, Сахаров организовал в Волчанске парад. Весь день в городе было много людей с флагами, и передвигались колонны пехоты и кавалерии. Настроение у всех было патриотичными и приподнятым. В Волчанске не замечали проявления у Сахарова анархических взглядов, и поэтому он пользовался авторитетом у населения. Выяснилось, что получаемую им контрибуцию он частично расходовал на оплату работы учителей, медиков и прочие социальные нужды уезда. Это я знаю из разговоров с людьми.
Вечером в Народном доме было грандиозное собрание, после которого объявили танцы.
В этот вечер в город прибывает летучий отряд под командованием Яшвиля. Командир отряда явился к Сахарову и доложил, что прибыл в его распоряжение. Во время танцев между командиром прибывшего отряда и Сахаровым возник конфликт, и началась стрельба, которая привела к панике. В это время у Народного дома стоял спешенный кавалерийский эскадрон. Это была охрана. Как потом выяснилось, отряд прибыл для разоружения Сахарова, и пока шло собрание, подразделения Яшвиля заняли по городу самые важные объекты. Основные силы Сахарова, состоящие из добровольцев Волчанска были расквартированы на пивоваренном заводе и в селе Белый Колодязь. Численности его отряда, к сожалению, я не помню. Однако в отряде было большое количество кавалерии, а бойцы вооружены винтовками и пулемётами, некоторые из них на тачанках.
Танцевавшая публик хлынула из Народного дома. Усилилась ружейная и пулемётная стрельба, которая продолжалась всю ночь. Утром всё стихло, и я видел, как отряд Сахарова передвигался через речку по льду в сторону вокзала. На улицах лежало много убитых полураздетых мародёрами. Всюду валялись гильзы и патроны. Недалеко от телеграфа я видел, лежали двое убитых. Прибывший отряд Яшвиля был разбит.
Через два дня после этих событий части Сахарова были разоружены. Сахарова арестовали и отправили в г. Купянск, где находился военный трибунал Красной Армии. Но суда не было, так как Сахарова нашли мёртвым в камере тюрьмы.
Процесс разоружения видел лично. Жил я тогда на Духовной улице в доме Мальцева, что располагался у берега реки вместе с Фёдором Шатохиным. К этому времени моя мать с младшими детьми выехала из Волчанска.
Идя утром на работу, я заметил панические перебежки сахаровцев. Стрельбы в городе не было. На пересечении улиц у дома Гогина, где располагался штаб Сахарова, стояли красноармейцы с двумя пулемётами, один из которых стоял посредине перекрёстка и был приведён в боевое положение. По улицам города носились пешие и на лошадях красноармейцы и разоружали сахаровцев. Всех задержанных спрашивали, из какой роты. Получив ответ, могли не отнимать оружие, а отправить в подразделение. Говорили, что не разоружилась только 3-я рота бойцов, которою они и отлавливают. А вот почему никто не знал. Это всё было следствием того, что ночью из Купянска прибыл эшелон красноармейцев, который выгрузился, не доходя вокзала. Они тихо вошли в город и без единого выстрела разоружили весь отряд Сахарова.
На этом заканчивается моё гражданское положение в период Гражданской войны в Украине.
В рядах Красной Армии (1918-1920 гг.)
В день разоружения сахаровцев на дежурстве мною была принята телеграмма-обращение ко всем почтово-телеграфным работникам Украины за подписью товарища Иннокентия Кожевникова с призывом добровольно вступить в ряды Красной Армии и стать на защиту социалистического Отечества. Работники телеграфа, почты и железной дороги призыву в армию не подлежали.
Кожевников Иннокентий Серафимович.
Агитационный плакат времен Гражданской войны
Иннокентия Кожевникова мы хорошо знали как пламенного большевика-коммуниста работавшего главным механиком Харьковского почтово-телеграфного округа. В период немецкой оккупации он сформировал отряд и был отправлен к Уфе для борьбы с мятежными чехословаками. Пока они добрались до г. Мензелинск с бело-чехами было покончено и поэтому группу Кожевникова вернули для борьбы с белыми в Украину. На момент отправления телеграммы отряд Иннокентия Кожевникова размещался в Пятницком монастыре, что в Воронежской губернии. Телеграмма была принята из Харькова, и поэтому её я сразу переправил в Белый Колодязь, Великий Бурлак и Ольховатку, с которыми у нас тогда была связь. Утром по мере прихода работников знакомил их с текстом телеграммы.
Скоро явился начальник телеграфа Виктор Поплавский и, узнав о телеграмме, запретил ей обнародование без ведома начальника конторы. Однако было уже поздно, так как все уже узнали.
После сдачи смены я написал заявление об увольнении с работы и уходе в ряды Красной Армии добровольцем. Вместе со мной заявление написал и Миша Пасынок. Мать его работала прачкой в больнице, а отчим рассыльным в милиции. Жили они на окраине по ул. Шевченко у самого луга. С приходом начальника конторы Николая Потитаева воцарилась тишина. Он занял своё место за столом и начал просматривать почту. В этот момент я с Мишей подошли к нему с заявлениями об увольнении. Он удивлённо посмотрел на нас и спросил:
- В чём дело?
Я рассказал ему о телеграмме и нашем намерении идти добровольцами в Красную Армию. Потитаев пожав плечами начал нас уговаривать, не спешить и всё хорошо обдумать, потому что мы мол, ещё очень молоды и ничего не понимаем. Однако мы стояли на своём, и он поставил подписи на наши заявления с резолюцией – «Освободить от работы с уведомлением округа». Нас быстро рассчитали, и мы побежали, взяв с собой копию телеграммы на вокзал, узнать о поезде в сторону Купянска. В ту пору регулярного движения не было. Мы увидели, что под парами на станции стоит паровоз с четырьмя вагонами и сразу же обратились к коменданту станции, что бы он нас отправил на нём. Комендант, увидев то, что мы без вещей спросил:
- Сколько Вам нужно времени на сборы?
- Минут сорок, не больше – ответил я.
Комендант записал в тетрадь наши фамилии и сказал, что он задержит поезд. Мы бегом рванули к дому, где жили, что бы собрать вещи и взять еду. Спустя 30 минут мы с Мишей со своим убогим багажом уже бежали к вокзалу. Как только мы вскочили в вагон, поезд дал гудок и тронулся в путь. Очень быстро добрались до узловой станции Купянск, где пересели на другой поезд, шедший на Валуйки. Через день вышли на станции Валуйки и снова направились к коменданту, что бы он помог добраться до Пятницкого монастыря. Однако он нас обрадовал тем, что ехать никуда не нужно, так как отряд уже здесь и он так же из этого отряда. Через некоторое время выписал нам направление в штаб отряда Красной Армии.
В штабе мы оказались одни из первых, кто откликнулся на телеграмму Кожевникова. Там встретили нашего знакомого бывшего механика из Харьковского телеграфа Золотухина и всё узнали. По его словам телеграмма о наборе добровольцев в Красную Армию всех взбудоражила. К нам отнеслись приветливо и хорошо. Вскоре мы получили довольствие и нас двоих разместили в комнате на постоялом дворе, принадлежавшему Перчихиной.
На другой день начало прибывать пополнение. Из Волчанска прибыл Михаил Черкашин, Александр Журбин и Ваня Ткач из Большого Колодезя, но особенно много добровольцев оказалось из Харькова.
Спустя несколько дней штаб получил приказ перебазироваться в г. Купянск. За счёт добровольцев и проведённой мобилизации, а так же регулярных частей Красной Армии, которые входили в 42-ю дивизию, расквартированную в Донецком бассейне, была сформирована 13-я армия, командующим которой был назначен Иннокентий Кожевников.
Тринадцатая армия создана приказом РВС Южного фронта от 5 марта 1919 г. из группы войск донецкого направления.
В марте-апреле 1919 г. вела бои по освобождению Донбасса и заняла р-н Юзовка, Дебальцева, что позволило выйти её главным силам к Ростову на Дону и Таганрогу. В мае-июне отходила на север, ведя упорные оборонительные бои. В августе-сентябре 1919 г. в составе группы войск под командованием В.И. Селивачёва участвовала в наступлении и контрнаступлении сил Южного фронта. В сентябре-октябре вновь отходила под натиском противника в направлении Валуйки, Курск, Ливны, Орёл. В октябре-ноябре участвовала в Орловско-Курской операции 1919 г. и в ноябре 1919 г. освободила Курск. Вначале 1920 г. принимала активное участие в освобождении Донбасса и Мариуполя. В августе 1920 г. удерживала Каховский плацдарм. В октябре принимала участие в Перекопско-Чангорской операции. Командовали армией: И.С. Кожевников, А.И. Геккер, И.Х. Паука, Р.П. Эйдеман и И.П. Уборевич.
На должность начальника штаба прибыл бывший офицер старой армии Дашкевич. При штабе начальником связи был бывший прапорщик из Старого Оскола Николай Юрасов, который меня назначил фельдъегерем штаба армии. Мы разместились в одном из самых лучших административных зданий г. Купянска. Меня поселили в доме Гребенюковых по ул. Садовой. Хозяин дома был организатором кассы взаимного кредита, которая занимала половину дома, а во второй половине проживала его жена Ксения с дочерью Ольгой и сыном Сергеем, который был гимназистом. В это время хозяина дома не было. Возможно, он сбежал с белыми. Хозяйка относилась ко мне по-матерински хорошо, и поэтому я быстро сдружился с её сыном Сергеем.
Никакого обмундирования мы ещё не получили и ходили кто в чём прибыл. После распределения Мишу Пасынок, А. Журбина и М. Черкашина направили в 9-ю стрелковую дивизию. При штабе армии из волчанских я остался один. Меня назначили телефонистом в должности фельдъегеря связи.
Дежурили мы в комнате штаба. Каждый день гоняли более рослых фельдъегерей с донесениями по дивизиям и полкам. Мне повезло, и я оставался на месте для дежурства у аппарата связи.
В феврале месяце 1919 г. заходит нам в дежурную помощник начальника связи армии товарищ Золотухин и говорит:
- Петька пошли со мной!
Я молча встал из-за стола и пошёл за ним на второй этаж. Мы остановились возле кабинета начальника штаба армии. Золотухин постучал, и мы зашли вместе. Это было моё первое знакомство с этим интересным и на вид очень серьёзным человеком, который сидел за столом в военной форме, но без погон. Золотухин доложил, что привёл фельдъегеря для получения задания. Дашкевич сделал удивлённое лицо и спросил меня:
- Вы знаете, что такое аллюр? - и заулыбался.
- Не знаю! – сразу же не успев подумать, ответил я.
Дашкевич нахмурился. Повернулся к Золотухину и сказал:
- Как же Вы на такое важное задание рекомендуете неопытного мальчишку?
- Я за него могу поручиться. Петька грамотный и сообразительный парень – ответил начштабу Золотухин.
Начальник штаба пожал плечами, достал из стола опечатанный сургучными печатями пакет и, протягивая его мне сказал:
- Поедешь в Воронеж и найдёшь штаб 8-й Армии. Там получишь карты и доставишь их лично мне. Пометка на конверте «Алюр» (аллюр: - вид движения лошади (шаг, рысь, галоп и другие), даёт Вам право требовать в военной зоне у комендантов первоочередной отправки Вас любым видом транспорта. В зоне гражданской администрации для Вас должны безоговорочного предоставить любой движущийся транспорт. Понятно?
- Задание выполню. Не подведу – ответил я.
После этого начштаба обратился к Золотухину с просьбой связаться с комендантом ст. Купянск и предупредить о задании Петра Кулика.
Только теперь я почувствовал, что являюсь воином Красной Армии и как то сразу стал серьёзнее.
Через некоторое время мне принесли распоряжение на отпуск продуктов на 10 дней, а так же выдачи полушубка, валенок, карабина с патронами. Взяв документ, я пошёл в каптёрку. Там был пожилой мужчина. Он посмотрел мой документ и сказал,чтобы я побыстрее выбирал валенки и в углу полушубок, а в ящиках продукты. Вместо мяса получил селёдку, а вот табака не оказалось. Валенки пришлось взять большого размера с дырками на пятках, а полушубок был очень длинным и закрывал колени. Стояли сильные морозы, и поэтому я довольствовался старыми дырявыми валенками и изъеденным молью полушубком, который сразу же я надел поверх шинели. Каптёр дал мне шапку образца старой армии. Очень быстро набил в брезентовый патронташ патроны из обойм, взял карабин, продукты и двинулся в путь. Перед отъездом зашёл на квартиру, где жил. Оставил хозяйке часть продуктов, сапоги и, попрощавшись с хозяйкой, побрёл на станцию. На станции явился к коменданту, который посмотрел мои документы и предложил какое-то время подождать у него в кабинете. Из разговора я понял, что скоро подадут поезд, который повезёт делегатов на съезд в Москву и до Валуек на нём меня довезут.
Только в 3:00 ночи мне удалось выехать и то доехали лишь до Уразово. Поезд остановился, так как не было пара – кончились дрова и уголь. Машинист решил ждать следующий поезд. На улице стояли морозы. Было очень холодно.
Я решил не ждать. Выбрался из вагона и направился в ближайшее село. Вскоре нашёл сельский совет и потребовал от председателя, что бы меня срочно доставили в Валуйки. Председатель видимо был опытный вояка и хорошо понимал, что такое аллюр и, видя моё желание и жалкий вид, не стал возражать. Вскоре он послал «десяцкого» немедленно выделить лошадь для наряда. Уже когда нашёлся извозчик, я узнал, что крестьяне больше всего боятся назначения на перевозку снарядов, так как эти наряды продолжались больше месяца и были опасны.
Вскоре прибыл извозчик с хорошими санками. С ним я и поехал на Валуйки. К вокзалу меня доставили затемно. Распрощавшись с возницей, я его отпустил домой, а сам остался на вокзале. По сравнению с Узловой, здесь стояла мёртвая тишина и пассажиров из-за отсутствия поездов, не было. Мне пришлось обратиться к коменданту, помочь, скорее, добраться до Воронежа. Однако он развёл руками и сказал:
? Отправлю тебя первым поездом по прибытии.
В это время на ст. Валуйки не было ни одного поезда или дрезины, поэтому надеяться можно было только на чудо. Тут я познакомился с одним черкесом, одетым в кавказскую форму, который следовал, как и я в 8-ю армию. По его словам он добирается из глубокого тыла с разведывательной информацией. С ним я подружился, тем более что у меня были продукты, а у него лишь пара танцевальных сапог в рюкзаке. Я его подкармливал. Прошло почти два дня. Неожиданно появился поезд, и мы быстро сели в него и двинулись на Лиски. Печальным было то, что мы вместе съели всю мою еду. Мы останавливались не меньше 20 раз для пополнения дровами паровоза и сами сильно позамерзали. Спустя трое суток изголодавшиеся прибыли в Лиски. Сразу же поменяли сапоги черкеса на какие-то блины и кусок хлеба. Прошло ещё три дня пока мы добрались до Воронежа. Я понравился своему попутчику, и он мне предложил остаться при разведотделе 8-й Армии. Черкес сказал, что он договорится с комендантом, который вместо меня за картами отправит другого бойца. Но я от предложения наотрез отказался. Ведь я хотел доказать начальнику штаба армии, что я «хоть мал, но удал». И ещё, очень жалел старика Золотухина, боясь его подвести. Мой попутчик не внушал мне доверия и мог втянуть в какую-нибудь аферу. С ним дошёл я до штаба Армии в Воронеже. Простились и больше его я не видел.
После того, как я вручил пакет, то все в штабе узнали, что я прибыл из Купянска, и это вызвало интерес ко мне, так как сведений о местоположении 13-й Армии у них не было. Выяснилось, что причитавшиеся мне карты они отправили в Козлов, куда и мне следует ехать. Я им сказал, что никуда больше не поеду, так как чуть не замёрз в дороге и к тому же три дня ничего не ел и на еду обменять нечего. После этого раздался дружный хохот. Когда стало тихо, какой-то большой начальник сказал:
- Не робей добрый молодец. Не ехать ты не можешь, а то угодишь под трибунал. Ты хотя и не в полной военной форме, но всё же боец Красной Армии в которой строгая дисциплина. А что касается продуктов, то мы их тебе выпишем, сколько пожелаешь.
Я повеселел и начал с ними шутить. Скоро они мне дали другой пакет с таким же аллюром, но в адрес штаба фронта. Выписали продукты и даже махорку. Часть еды я сразу же на складе поменял на сало и молоко. Меня проинструктировали и направили к коменданту станции. Его должны были предупредить по телефону после моего убытия из штаба. Вскоре я без труда сел в плацкартный вагон, набитый до отказа мешочниками и торговцами. Пассажиры находились не только на крыше вагонов, но и на буферах и вообще там, где можно было за что-то зацепиться. Вскоре я добрался в г. Козлова. Так как нанять телегу у меня не было денег, с вокзала в город я пошёл пешком. На улице к этому времени уже была ночь.
Я шёл пешком и опытным глазом бойца осматривал дома на предмет наличия признаков размещения в них штабов. Облюбовав один из пустых домов, в котором были открыты двери, зашёл в него. Прошёл несколько комнат и никого не нашёл. В одной из комнат выбрал уголок, где было относительно уютно, положил на стол счёты, какой то хлам и карабин под голову, чтобы не украли и крепко уснул. Проснулся рано утром и, попрыгав по комнате для того, что бы согреться я всё положил на свои места и, поправив свой внешний вид, пошёл искать штаб фронта. Подойдя к базару, увидел скопление большого количества деревянных ларьков с вывесками о возможности попить горячий чай. Я заходил в некоторые и видел, что на столе стояли пузатые самовары, белые чайники и вокруг них мужики баловались чайком. В одном из ларьков я себе облюбовал место и заказал чайник. Перекусив, и попив чая, не спеша побрёл дальше в поисках штаба фронта. Вскоре я нашёл штаб. Доложив о прибытии, стал ждать. Посмотреть на меня – защитника социалистического Отечества сбежалась целая толпа. Многие задавали разные вопросы, на которые я старался отвечать шутя.
Наконец вышел начальник, которому мне следовало вручить пакет. Он вскрыл конверт и прочитал что написано в письме. После этого отдал команду принести карты. Если честно я раньше не задумывался что это за карты. Мне казалось, что это игральные и маленькие. И вот двое военных принесли и положили на полу передо мной две большие пачки карт общим весом килограмм 40. Я растерялся. Не понимал, как их буду везти.
Оживление утихло, и большинство штабных стали на меня смотреть с сочувствием, а я стоял и не знал что делать. На мне были громадные, дырявые на пятках валенки, облезлый, прикрывавший колени полушубок из под которого видны были полы шинели, через плечо висел брезентовый патронташ полный патронов, за спиной вещмешок, на плече карабин и на голове солдатская шапка старой армии, которая всё время закрывала глаза.
Я растерянно спросил:
- А как же я смогу их нести? Помогите хотя бы связать карты?
Стоявшие и сидевшие штабисты рассмеялись, а вот старший из них, приказал подчинённым упаковать карты как положено и обратился ко мне со словами:
- Не робей парень. Тебе повезло. Сейчас готовится к отправке на фронт эшелон с пополнением в тот район, куда тебе нужно ехать. С ними и поедешь.
Я воспрял духом. Мне снова выписали на 10 дней продукты и махорку. Карты хорошо упаковали и дали двух бойцов, что бы они мене их помогли доставить на вокзал. Комендант очень быстро посадил меня в классный вагон с комсоставом воинского эшелона и предупредил начальника эшелона, что бы мне помогли выйти на указанной станции. Поезд тронулся, и медленно набирая скорость, уносил меня в направлении линии фронта. Однако поезд часто останавливался в лесах для пополнения запаса дров. Процесс этот шёл быстро, так как рабочей силы было много.
Доехав до станции Двуречная, я стал собираться к выходу. По моей просьбе меня высадили на ст. Заосколье. При выходе попутчики подарили мне на память котелок, с которым я на станциях в пути следования как самый молодой бегал за кипятком. По существу это был обмен на мою махорку, которую они курили.
И вот я в Купянске. На дворе весна. Талая вода заполнила улицы. На ст. Заосколье нет коменданта, так как станция маленькая. Мои карты лежат на перроне, а я смотрю, где найти помощника. Вижу, возле вокзала стоит лошадь с санями, а возле нее молодой парнишка.
Подбегаю к нему и говорю:
- Хочешь за час освободиться от нарядов на месяц?
Он из-подо лба посмотрел на меня, и спрашивает:
- Под снаряды?
- Нет!
Я ему показываю две пачки карт и объясняю, что этот важный груз необходимо доставить в город. Парень очень пристально посмотрел на меня и спросил:
- Не обманешь?
- Нет, говорю. Вот тебе крест святой!
Это видимо его успокоило, и он согласился ехать.
Загрузили мы с ним карты, уселись на сани и рысью поехали в направление города. По дороге я парню ещё убедительнее сказал, что могу и на два месяца наряд написать, так как выполняю важное задание и еду со штаба фронта, где видел самого товарища Ленина и многих известных военных начальников. Он с завистью слушал и когда я перестал говорить, спрашивает:
- А как это тебе такому малому так шибко доверяют?
- Это нужно заслужить! – сказал я ему в ответ.
Вскоре наши сани остановились у штаба 13-й Армии. Я его попросил посмотреть за картами, а сам быстро побежал к товарищу Золотухину за справкой. Когда меня увидел Золотухин, подпрыгнул от неожиданности и произнёс:
- Сыночек мой дорогой! Наконец-то вернулся! ... Привёз! Ах ты красавчик!
Я попросил у него справку мальчишке за то, что он меня привёз. Он окликнул какого-то бойца и приказал выписать у коменданта справку. Золотухин взял две пачки карт, и мы потопали на второй этаж, где находился кабинет начальника штаба армии.
За мной на полу оставался мокрый след валенок. Зайдя в кабинет, Золотухин доложил начальнику штаба о выполнении задания. Видя меня и карты, начальник штаба расхохотался, несмотря на свой строгий вид.
- Что же так долго мой хороший ты отсутствовал?
- Чуть не сгинул товарищ начштабарм. Очень плохо было ехать с этим аллюром - ответил я ему.
- Ну молодец! Дайте ему отдохнуть и обмундируйте, как положено. Приказал он Золотухину.
Всё это время Золотухин сиял от радости.
Он поблагодарил меня ещё раз и сказал, что бы шёл отдыхать и что бы завтра получил обмундирование.
Ещё больше обрадовались моему возвращению хозяйка и её сын Серёжа. Долго в тот вечер я им рассказывал о своих приключениях в поисках штаба фронта.
На второй день я получил полный комплект нового обмундирования, включая тёплое бельё, байковые портянки и сапоги. После этого я принял военный вид. Золотухин издал приказ о переводе меня из фельдъегерей в телеграфисты штаба 13-й армии. В новой должности я сразу заступил на дежурство, обеспечивая связь с 42-й дивизией под командованием тов. Дыбенко.
Измена комбрига Нестора Махно
Скоро товарищ И.С. Кожевников как не имеющий военного образования передал командование армией товарищу А.И. Геккеру. После этого штаб армии из Купянска переместился в Изюм. Там я сдружился с Алексеем Дасычёвым, бывшим штабс-капитаном старой армии, который работал со мной на телеграфе.
В период с апреля по май 1919 г. у нашей армии не ладилось с наступлением. По мнению командования, виной этому была 1-я Украинская бригада под командованием Нестора Махно.
Геккер Анатолий Ильич.
Махно Нестор Иванович.
Бригада Махно занимала участок в Донбассе. Штаб её находился в селе Гришино. Никто в то время и подумать не мог, что эта личность принесёт столько горя нашему народу, и что по его вине было пролито много лишней крови.
Летом 1919 г. в составе реввоенсовета 13-й армии были товарищи В.П. Затонский, И.В. Коссиор и К.И. Мазалов. В начале июня в штабе пошёл слух о том, что к нам прибудет спецпоездом Председатель Реввоенсовета Республики товарищ Лев Троцкий.
Мне хорошо запомнился такой эпизод. Это было в конце апреля месяца. Я тогда дежурил на пару с Тишей Белым. Работали мы тогда на быстродействующем аппарате «ЮЗО» и держали связь со штабом фронта. Нагрузка была очень большой. Приходилось передавать телеграммы по 500-800 слов и в большинстве своём шифрованных. Тиша работал на передаче, а я на приёме. Ночью мы меняли друг друга. Так получалась возможность хоть немножко вздремнуть. Тиша начал передачу в 2:00 часа ночи, а в 5:00 разбудил меня для приёма и сам лёг отдохнуть. В процессе приёма последовала вставка: «В 9:30 товарищу Коссиору быть у аппарата по вызову командующего фронтом». Эту вставку я должен был немедленно вручить старшему смены. Но для выполнения этого необходимо было остановить приём и идти в соседнее помещение. Я подумал, что придёт старший за принятыми телеграммами я ему и вручу ту, что касалась И.В. Коссиора. Скатал ленту в трубку и положил на окно за внутреннюю ставню, да так и забыл. В 8:00 пришла смена. Я закончил приём и подтвердил приём передающему. Расписываюсь в журнале о передаче смены, разбудил Тишку, и мы побежали по домам. В это время я жил недалеко от штаба армии.
Коссиор Станислав Викентьевич.
Затонский Владимир Петрович.
Юза - телеграфный аппарат.
В 14:00 я пришёл на обед в столовую штаба армии. На ступеньках перед столовой меня встретил тов. Колесников и спросил:
- Где ты пропадал? Тебя ищут уже три часа по всему городу. Ты принимал вызов Коссиора к проводу?
Меня сразу бросило в жар. Я объяснил, что вызов принимал. Положил ленту на окно и забыл.
- Иди сейчас же в штаб. Начштаба тебя ждёт и не идёт обедать.
Я вхожу в кабинет Мазалова и докладываю, что по вызову прибыл. Он повернулся ко мне и тихо спросил:
- Ты принимал вызов Коссиору?
- Да! - ответил я, краснея от стыда.
- Где он? – спросил Мазалов.
- Забыл на окне у аппарата – заикаясь, произнёс я в ответ.
- Вот видишь! Коссиор уехал на передовую и разговор не состоялся. Хотели тебя отдать под трибунал, но учитывая твою молодость и добровольство – объявляю 10 суток гауптвахты. Отправляйся к начальнику телеграфной станции Найдёнову и доложи ему о взыскании, которое я тебе объявил, а затем следуй к коменданту штаба на гауптвахту.
Перепуганный Найдёнов начал меня жалеть. Я молча взял от него записку об аресте и пошёл домой за вещами. Взял одеяло, подушку, книгу, полотенце с мылом и направился к коменданту штаба Криворучко.
Арестованных содержали в помещении караула. Когда пришёл туда, то увидел, что там находятся уже два солдата. Мне показали мои нары. Кормили относительно хорошо. Нам разрешали даже гулять на улице, не отходя далеко от комендатуры. Меня то, посадили, а вот работать за меня было некому. На второй день последовал приказ доставить меня в штаб. Для конвоя выделили мне какого-то татарина, с ним и явился к К.И. Мазалову на инструктаж. Доложил, как требуется. Он поднимается из-за стола и спрашивает:
- Ну что, хорошо сидеть? В честь дня 1-е Мая решили тебя простить. Иди работай!
Поблагодарив за доверие начштабарма, я пошёл на телеграф, но уже на аппарат Морзе.
Неожиданно в штабе появились разговоры о приезде Льва Троцкого. Реввоенсовет фронта сообщил, что поезд Троцкого уже в Украине и обязательно посетит штаб 13-й армии расположенный в Изюме. Началась подготовка к встрече. При штабе у нас был эскадрон гусар в старой форме царской армии. Командовал этим подразделением некто Воронянский – красивый и стройный парень. Звали его князем. Когда приехал Троцкий, этот эскадрон выстроили в почётном карауле и потом сопровождали его всё время пребывания у нас. Момент встречи я не видел, однако повезло лицезреть с окон второго этажа штаба, когда он въезжал на площадь. Вся наша аппаратная смотрела на процессию в окна. А это было не мало – больше 25 человек. Перед нами простиралось море гражданских людей, почти половину толпы составляли военные.
Троцкий сразу поднялся на трибуну и начал речь. Его сопровождали: командарм, члены Реввоенсовета – В.П. Затонский, И.В. Косиор, Л.Н. Александри, К.И. Мазалов и уйма военспецов из свиты прибывшего. Говорить гость умел и говорил очень ладно. Я много раз слышал П.П. Постышева, В.П. Затонского, И.В. Косиора, Е.И. Петровского, и многих других бойцов революции. Говорили они без бумажек и готовых текстов очень коротко и всем понятно, но Лев Троцкий был намного выше всех в ораторском искусстве. Говорят, что в публичных выступлениях он был намного выше А.Ф. Керенского, однако я А.Ф. Керенского никогда не слышал.
Лев Давидович Троцкий (настоящее имя Лейба Давидович Бронштейн) родился (26 октября) 7 ноября 1879 г. в селе Яновка Херсонской губернии, в еврейской семье зажиточных землевладельцев. В 1889 году он переезжает в Одессу, где учится в училище Св. Павла и живет в семье своего двоюродного брата Моисея Шпенцера. В 1896 году Лев Бронштейн начинает вести революционную пропаганду в Николаеве. Сначала разделял взгляды социал-демократов, потом примкнул к меньшевикам. В 1897 году он был арестован и бежал за границу.
Вернувшись, начал сотрудничать с редакцией газеты «Искра». В 1905 году Троцкий снова арестован, на этот раз как председатель Петербургского Совета рабочих депутатов, и снова бежал из ссылки. Около пяти лет издавал в Вене газету «Правда». Лев Троцкий является одной из ярких фигур в истории Октябрьской революции 1917 года. С 1918 по 1924 год Троцкий был наркомом по иностранным, военным и морским делам. За свои левые оппозиционные взгляды в 1927 году был разжалован и отправлен в ссылку. В 1929 году Троцкий был выслан из СССР. Сначала он жил в Турции и в этот период опубликовал свой фундаментальный исторический труд «История русской революции». В 1933 году переехал во Францию, еще через два года ? в Норвегию. Но норвежские власти, боясь ухудшения отношений с СССР, поместили Троцкого под домашний арест, конфисковали все его произведения и угрожали выдать революционера советскому правительству. Не выдержав притеснений, Троцкий в 1936 году эмигрировал в Мексику, где жил в доме семьи художников Фриды Кало и Диего Риверы. За границей он создал троцкистский Четвёртый интернационал, продолжал писать труды по истории революционного движения и революции 1917 года. В 1936 году закончил работу над книгой «Преданная революция», в которой назвал происходящее в Советском Союзе «сталинским термидором». А в своем втором томе книги «Сталин», в частности, развивал гипотезу об отравлении Ленина Сталиным. 20 августа 1940 года на Льва Троцкого было совершено покушение в его доме в Койоакане (Мексика) агентом НКВД Рамоном Меркадером, в результате которого на следующий день 21 августа 1940 года Троцкий скончался.
Нас заранее предупредили, что возможно в аппаратную зайдёт Троцкий. Мы должны были остановить работу и встать. Ответив на приветствие продолжить работу. Я тогда держал связь с бригадами Махно и Гришко.
Митинг закончился, и Троцкий со свитой пошли в штаб. Мы заняли свои места. И вдруг открывается дверь и заходит Троцкий. Старший смены командует:
- Встать! Смирно!
Все замерли. Троцкий спокойно сказал:
- Здравствуйте товарищи!
Мы ответили что-то в разнобой, а потом сели и продолжили работать. Мы предупредили по связи всех, что у нас Троцкий.
За Троцким шло человек пять. Мне запомнился его адъютант с маленькой пишущей машинкой, который печатал всё что говорили. Троцкий спросил:
- Где связь с бригадой Махно?
Яша указал на мой аппарат. Я замер и у меня пересохло во рту. Троцкий подошёл ко мне и сказал:
- Махно к аппарату!
Видимо Махно был недалеко. И пришёл вопрос кто его просит? Я ответил, что у аппарата Троцкий. Не прошло и двух минут, как последовал ответ.
- У аппарата Махно!
Троцкий диктовал, а я передавал. Всё это печатал адъютант. Всё, что говорил Троцкий, я не помню, но приблизительно звучало так: «Ваша пассивность и вашей бригады в выполнении приказов вызывает недовольство в Реввоенсовете республики и командования фронтом...» Он приводил конкретные примеры из боевых действий. Закончил телеграмму словами: «Чем это можно объяснить?». Махно начал грубо: «Если пассивность бригады вызывает ваше недовольство, то бригада имеет основание быть недовольной вашими новшествами...» Троцкий потребовал с объяснениями прибыть Махно в штаб армии.
- Слушаюсь ?пришёл ответ с того конца провода. После этого Троцкий и его свита убыли из аппаратной. Это было уже почти в 18:00.
У меня сохранилась фотография того времени. Сделал её хозяин квартиры, жена которого работала машинисткой в милиции.
Лев Давидович Троцкий.
На следующий день я прибыл в штаб армии и застал там пустоту. Людей не было. На площади встретил бегущего знакомого. Он мне объяснил, что после вчерашнего разговора с Троцким, Махно снял свою бригаду с фронта и убыл в тыл белых в район Гуляй-Поле. Белые сразу воспользовались этой ситуацией и бросили в прорыв кавалерию и начинают крушить наши фланги, идя в направлении Изюма. Я побежал на квартиру забрать чемодан и бегом на вокзал. А вокзал был не близко от того места где я жил. По городу носились во все стороны конные адъютанты и обозы. Нарастала паника. Я на ходу вскочил в какую-то телегу и вскоре был нам вокзале. Штабной эшелон завершал погрузку. Паровоз стоял под парами и был готов в любой момент двинуться в путь. Наше имущество было уже загружено и ребята помогали штабникам.
Вдруг раздаётся команда «Всем в ружьё!» Бойцы быстро начали строиться, разбирая на ходу патроны и устанавливать пулемёты в линию вдоль путей. Командиры указывали цели и положили две линии пехоты с ружьями. Оказывается с соседней станции, в сторону Изюма отправился эшелон с махновцами. Дежурному по станции было приказано закрыть семафор и развести стрелки. Всё было готово к разоружению и пленению махновцев. И вот показалась голова эшелона. Спереди на паровозе стоял пулемёт. Я с Ваней Максимовым лежали рядом в цепи и зубами «выстукивали чечётку». Когда паровоз прошёл, первые пулемёты в цепи и их заметили с эшелона, за несколько минут эшелон ощетинился штыками. Поезд двигался очень медленно, и комиссары начали обработку махновцев. Они убеждали в том, что нет необходимости проливать кровь и нужно разобраться в происходящем. Это сработало. Ведь было понятно, что при сопротивлении эшелон будет расстрелян за считанные минуты. Началось разоружение. Было приказано выходить из вагонов без оружия. Оружие было отобрано и заперто в одном вагоне, а эшелон с махновцами отправлен в тыл на расформирование. Эта операция продлилась не более 30 минут. Через некоторое время мы заняли свои места, и наш эшелон двинулся на ст. Змиевка.
Наступление белых шло очень стремительно. И пока мы добрались до Купянска, артиллерия белых уже обстреливала узловую станцию.
На то, что бы задержать противника, было брошено всё, так как в Купянске были размещены армейские склады. Принятыми мерами и при поддержке 42-й дивизии белые были отброшены на 30-40 км. Начинается период ускоренной эвакуации Купянска и Узловой. В Купянске мы продержались пять дней. Однако снова начинается погрузка на ст. Заосколье и мы двигаемся на ст. Новый Оскол.
На одном из перегонов в чистом поле, по распоряжению коменданта мы связались со штабом фронта. Комендант просил дать разрешения на разгрузку в Старом Осколе, где начать перегруппировку и пополнение частей армии. В районе Нового Оскола осталась 42-я дивизия для сдерживания наступающих частей белой армии. Однако Реввоенсовет фронта принял решение о том, что бы в Новом Осколе оставить полевой штаб армии, а всем продолжать отход к Старому Осколу и там проводить переформирование и пополнение свежими силами. При командарме было приказано оставить троих связистов с аппаратом связи. В эту группу попал я, Витя Максименко и Ливанов. В течение ночи все поезда ушли в тыл. На станции Новый Оскол осталась одна продлетучка (один вагон) и ни одного паровоза. На вокзале и станции ни души. В одной небольшой комнате мы трое с аппаратом поддерживали связи с тыловым штабом армии.
Утром прибыл член реввоенсовета Александри и разговаривал со штабом армии и опять мы бездельничаем. В продлетучке раздобыли селёдку, сахар и на обмен у местных достали молоко. Квартира-штаб командарма находилась у самого вокзала в кирпичном доме, где хозяйкой была очень милая и добрая старушка. Командарм весь день был на передовых позициях. Поздно вечером на квартире командарма собрались командиры дивизий, бригад и отдельных полков. Я видел присутствующих. В это время из штаба запросили какие-то указания от командарма. Я побежал и доложил об этом ему. Он выслушал и ответил:
- Передайте ? ждать!
Я это передал по аппарату и снова тишина. Состояние жуткое. По всему вокзалу и на путях не души. Тишина зловещая. Так прошло 4 дня. Наши части занимали позиции и окапывались. Никаких сводок и распоряжений не было. Аппараты молчали. По ночам у командарма проходили совещания.
Утром пришла бабушка и сообщила нам, что начальство уехало и вам велено уезжать. После того, как бабушка ушла, я на аппарате связался со штабом и передал, что на станции мы остались одни. Что делать? На другом конце провода приказали поставить Волоконовку на прямую, а самим сниматься. Я быстро без когтей полез на столб и соединил провода на Волоконовку. После этого мы сели и начали обдумывать, что делать дальше. Бросать имущество и бежать на позиции к своим боялись, а на себе тащить всего не сможем. Вдруг появился комендант с женой и ребёнком, которая причитала:
- Боже мой! Что с нами будет?
Вскоре у семафора появился паровоз с одним вагоном, который доехав до вокзала остановился. Машинист подбежавшему коменданту крикнул:
- Быстро в вагон! Где связисты?
Мы быстро загрузили в вагон наше имущество и, зацепив вагон с продуктами, под парами, пошли в сторону Старого Оскола. На станцию прибыли относительно быстро. Когда перестали доноситься выстрелы и взрывы комендантша повеселела.
В Старом Осколе мы быстро нашли штаб. Там я встретил своего начальника Николая Ткаченко. Квартирмейстер мне дал адрес и назвал фамилию хозяйки, у которой можно остановиться. Оказалось, что я буду жить вместе с Ткаченко. Устроившись, мы получили по три дня отдыха.
Оказалось, что и в Старом Осколе нам поработать не довелось. Пришёл приказ срочно перебазироваться в г. Ливны. Орловской губернии. В это время наши части под ударами белых отходили с боями.
Вот до чего привело предательство и лицемерие батьки Махно.
Я был уверен, что если бы не предательство Махно, то с белыми было бы покончено намного раньше, и не началась бы война с Польшей.
Наше положение осложнялось прорывом в тыл Южного фронта конного корпуса генерала Мамонтова.
Константин Константинович Мамантов (в настоящее время более известен как Мамонтов 1869-1920 ) — военачальник русской Императорской армии и Донской армии Всевеликого Войска Донского и Вооружённых Сил Юга России (ВСЮР), генерал-лейтенант Белой армии (1919).
Константин Константинович Мамантов.
Августовский прорыв и рейд Мамантова
Положение на южном фронте оставалось напряжённым. Командир нашей 9-й дивизии т. Гондель два дня был в штабе армии. Это было редким явлением, когда комдив столько времени проводил в штабе. Однако когда шла работа над подготовкой операции, то такое было возможным. Через несколько дней дивизия т. Гонделя перешла в наступление и легко прорвала оборону белых. Быстро были заняты Короча, Троицкое и ряд других населённых пунктов Украины, в том числе и Волчанск. Наши части подошли к реке Северный Донец и даже его форсировали у ст. Рубежной. Мы торжествовали, но ненадолго. В это время 9-я дивизия была окружена и с большими потерями отошла назад. Белые захватили много наших пленных, в их числе оказался и мой друг Шура Журбин. Его привели в Волчанск. Там он распустил слух, что я убит под Корочей. Однако там я не мог быть, так как этот населённый пункт расположен вдали от железной дороги.
Неожиданно к нам из Реввоенсовета республики прибыл т. Г. Л. Пятаков, который впоследствии становится министром финансов СССР. Никакой помощи фронту он оказать не смог. Я часто его наблюдал в аппаратной. Он стоял, неподвижно уставившись в одну точку в очках с позолоченной оправой и щипая кончик рыжей бородки ни на кого не обращал внимания.
Георгий Леонидович Пятаков.
В то время о Пятакове среди солдат и офицеров ходили различные слухи. Однажды он с группой начальников оказался на передовой. К ним неожиданно прискакал Семён Будённый. Не слезая с лошади, он начал давать указания как повернуть обратно отступающие части, что бы дать возможность развернуть кавалерию и ударить во фланг белых. Пятаков с этим не согласился и схватив за стремя лошадь Будённого выкрикнул:
- Не позволю!
В это время Семён Михайлович решил пришпорить коня и огрел случайно плёткой Пятакова, который упал на землю, а сам ускакал к развернувшейся для атаки кавалерии.
Семён Михайлович Будённый.
В это время в наших тылах оказался корпус белых под командованием генерала Мамонтова. Его корпус теснил наших в районе Тамбова, а затем резко повернул в направлении Касторной, где располагался штаб нашей армии. Поэтому штаб вынужден был срочно начать эвакуацию и погрузку в эшелон. Паника была жуткая. С фронта жмут части Деникина, а в тылу движется корпус Мамонтова. Наших два бронепоезда оказались в окружении. Отдельные группы красноармейцев кто с оружием, а кто без, метались, пытаясь найти выход из мешка. Паникёров вылавливали заградительные отряды и загоняли возле станции Мармыжи в лагерь за колючую проволоку. Скоро в лагере набралось больше тысячи человек. Тут же рядом со станцией в лесочке начали рыть большие рвы. На вопросы для чего нужен ров, отвечали, что бы зарыть оставшиеся боеприпасы и оружие. Но оказалось всё это ложью. Неожиданно состоялось заседание военного трибунала армии под председательством товарища Давыдова. Трибунал вынес решение – «Всех расстрелять!». Ночью все, кто был за проволокой, были расстреляны из пулемётов.
Наш штабной состав некоторое время находиться на станции Мармыжи, которая находилась в окружении леса. Когда производился расстрел, до нас доносились страшные вопли отчаяния и истерики. Даже у меня от этого волосы встали дыбом и зубы лихорадочно стучали.
Утром по всем частям того участка фронта были разосланы отпечатанные на больших листах жёлтой бумаги списки расстрелянных и приговор трибунала. В списках были указаны полные данные осуждённых и за что расстрелян. Списки были отпечатаны типографским способом на одной стороне, видимо для вывешивания. В них фигурировало около ста человек, но на самом деле приговорённых было значительно больше.
Зажатый в тылу наших войск корпус Мамонтова из района Касторной резко повернул на юг. И прорвался в район Старого Оскола, где произошло его соединение с наступающими частями Деникина. Со станции Мармыжи наш эшелон направился к станции Щигры.
После ухода с тылов корпуса Мамонтова наши части успокоились и постепенно перешли к обороне. Наш штаб переместился в г. Орёл. Там мы разместились в хороших добротных строениях. Началась зима. Через месяц в страшную пургу мы снова грузились в вагоны, и пошли в направлении станции Паточная, где выгрузившись, разместились в имении князя Гагарина. Однако нас связистов из вагонов не выгружали, и мы ещё долго находились на станции Овсяная. Радовало то, что у блокхаусов лежало несколько вагонов капусты. Не могу забыть, с какой жадностью она съедалась нашим братом, когда удавалось выпросить несколько головок у часовых. Здесь был конечный пункт отступления нашей 13-й армии на южном фронте. В этот период к нам прибыло пополнение в составе 55 стрелковой дивизии под командованием товарища А.В. Станкевича. Его хорошо знал наш начштабарм товарищ Заинчковский ещё по Первой мировой войне, когда они вели боевые действия в Галиции. А.В. Станкевич часто бывал в нашем штабе. Я хорошо запомнил его стройную фигуру в старой шинели и лицо с благородной бородкой и голубыми глазами. Он всегда был спокоен и уравновешен. Часто наблюдал за А.В. Станкевичем из аппаратной. Мне казалось как этот тихий, культурный и скромный человек способен посылать на смерть тысячи своих подчинённых.
До занятия белыми Орла штаб 55-й дивизии стоял на станции Отрадное. В штабе этой дивизии было несколько офицеров старой армии. Один из них по рассказам ночью перебежал к белым и обязался помочь в захвате штаба дивизии во главе с комдивом товарищем Станкевичем. Раньше Деникин предлагал ему высокую должность в своей армии. Однако Статкевич ответил, что со своим народом он воевать не будет, и история не простит таких как Деникин, воевавшим со своим народом. После пленения комдива 55-й дивизии по приказу Деникина его публично повесили в г. Орле. Через несколько дней наша армия выбила белых из г. Орла и сразу были организованы грандиозные с воинскими почестями похороны повешенного белыми командира дивизии товарища А.В. Станкевича.
Станкевич Антон Владимирович.
Сергей Граник
Обработал и подготовил к публикации Сергей Граник
Подбор и обработка фото Максима Родько
К данной статье еще никто не оставил свой комментарий. Ваш комментарий может стать первым!
Каникулы в музее – это всегда интересно и познавательно. В рамках акции «Полезные каникулы» (осенние каникулы 2024/2025 учебного года) военно-исторический музей им. Д.К. Удовикова посетили учащиеся школ. 
Партизанский отряд им. С.М.Кирова (Брестское партизанское соединение), действовал на оккупированной территории Антопольского района Брестской области. Создан в июне 1943 г. из партизан отряда Семена Тимофеевича Шиша. При отряде издавалась газета «Перамога»
В рамках Соглашения о сотрудничестве между Министерством культуры Республики Беларусь и Министерством образования Республики Беларусь по реализации проекта "Урок в музее", музей им. Д.К.Удовикова предложил педагогам проводить уроки по экспозиции музея при экскурсионном сопровождении научного сотрудника
Ежегодно в сентябре месяце в нашей республике проходят мероприятия посвящённые дню Народного единства (17 сентября). Этот день знаменателен тем, что в 1939г. Красная Армия вступила на территорию Западной Белоруси, для защиты населения перед надвигающейся угрозой немецкой оккупации.
Командир спецотряда №25 разведуправления фронта. Осенью 1942г с группой бойцов заброшен в район Споровских болот. Целью спецотряда было наведение порядка на оккупированной территории и подчинение появившихся партизанских отрядов единому командованию.Адрес: г. Дрогичин, ул. Ленина, д. 163, Республика Беларусь, Брестская обл.
Время работы:8:00-13:00, 14:00-18:00, 8.00-13.00, 14.00-17.00 (суббота, воскресенье)
Телефон: (801644) 7 14 22
Цена билета: Для учащихся, военнослужащих и приравненных к ним лицам - 60 коп. Для остальных категорий населения - 80 коп.
Цена экскурсии: Для учащихся, военнослужащих и приравненных к ним лицам - 5 руб. Для остальных категорий населения - 6 руб.
E-mail: dwhm@d-cult.brest.by
Группа музея в vk.com
Группа музея в Facebook
